АННОТАЦИЯ
С позиций практика рассмотрены аспекты судебного перевода, дано его формальное определение и выявлены свойства с позиций правоприменения. Характеристика рынка судебных переводов в современных условиях. Критика теории и практики привлечения переводчиков. Судебно-переводческие организации как новый субъект права и гражданско-правовых отношений в обеспечении уголовного процесса. Рекомендации по совершенствованию договорно-правовых отношений в области судебного перевода.
Ключевые слова: судебный перевод, переводчик, судебно-переводческие организации, аккредитация в судебном переводе, недопустимость конкурсов, привлечение судебного переводчика, ответственность судебного переводчика, тайна следствия, уголовный процесс, делинквентность переводчика.
Автор: Винников Алексей Вениаминович
СУДЕБНЫЙ ПЕРЕВОД И СУДЕБНО-ПЕРЕВОДЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ
Замечания практика
В условиях интенсивных миграционных процессов в Российской Федерации возрастает число правонарушений, совершаемых с участием лиц, не владеющих или недостаточно владеющих русским языком. Растет частота обращения к судебному переводу при следственных действиях и в судебных заседаниях и потребность в нем. Практика требует принятия неотложных мер для компенсации многочисленных пробелов в законодательном регулировании этого особого вида деятельности.
Что такое судебный перевод?
В зависимости от целевого применения, он разделяется на два класса:
А) Перевод как средство добычи доказательств. Применяется для перевода документальных доказательств по делу с иностранных языков на русский язык. Пример: ходатайство защиты об исключении недопустимых доказательств в Хамовнический районный суд города Москвы по делу в отношении Ходорковского М.Б. и Лебедева П.Л. Ссылаясь на дефекты перевода, выполненного с искажением смысла первоисточников, защита требовала исключения переведенных с иностранного языка на русский язык документов из числа допустимых доказательств.
Б) Перевод как средство обеспечения конституционного права гражданина знать, в чем его обвиняют. Применяется в случае незнания или недостаточного владения подсудимым, подозреваемым или обвиняемым русского языка – языка судопроизводства в РФ.
Разница между этими двумя классами настолько принципиальна, что может привести к неправосудным решениям судов и освобождению подсудимых. Вот случай из судебной практики.
В 2008 г. Верховный суд Карелии слушал резонансное уголовное дело в отношении нескольких граждан чеченской национальности о массовой драке в Кондопоге. Перевод процессуальных документов с русского языка на чеченский язык был поручен бюро судебных переводов. Защита подсудимых обнаружила в готовом переводе обвинительного заключения и постановления о привлечении в качестве обвиняемых следы процессуальных нарушений.
Дело оказалось на грани развала, а подсудимые – на пороге освобождения, т.к. защита настаивала на исключении этих переводов из числа допустимых доказательств по делу и возврате дела в следственные органы. Участники процесса не обратили внимания на то, что перевод обвинительного заключения и постановления о привлечении в качестве обвиняемого относится к группе (Б) по нашей классификации и, в отличие от переводов группы (А), не может считаться доказательством. К моменту, когда стало ясно, что защита просто затягивает дело, уже было потеряно время на допросы свидетелей, прения и экспертизы. Чего можно было бы избежать, знай участники процесса ответы на некоторые вопросы относительно судебного перевода класса (Б):
Вопрос: Существуют ли нормы права, регламентирующие оформление письменного перевода вида (Б)?
Ответ: Регламентирующие нормы права отсутствуют.
Вопрос: Является ли процессуальным документом письменный перевод вида (Б) процессуального документа, написанного на русском языке?
Ответ: По определению, процессуальные документы – это документы, составляемые в ходе расследования, рассмотрения и разрешения уголовного дела и в его рамках, которым по прямому указанию закона должна быть придана процессуальная форма. Отсутствие прямого указания закона на процессуальную форму письменного перевода (Б) позволяет заключить, что процессуальным документом он не является.
Вопрос: Имеет ли письменный перевод (Б) процессуального документа, написанного на русском языке, юридическую силу?
Ответ: По определению, юридическая сила документа – это свойство официального документа, сообщаемое ему действующим законодательством, компетенцией издавшего его органа и установленным порядком оформления. В связи с тем, что письменный перевод (Б) процессуального документа, написанного на русском языке, сам процессуальным документом не является, а также в связи с отсутствием установленного порядка оформления, письменный перевод процессуального документа, написанного на русском языке, юридической силы не имеет.
Вопрос: Существуют ли вообще какие-либо правовые нормы в отношении письменного перевода (Б) процессуальных документов, написанных на русском языке?
Ответ: Исходя из требований к переводчику ст.59 ч.3 УПК РФ, можно косвенно заключить, что единственным требованием закона к письменному переводу процессуальных документов является достоверность и верность оригиналу.
Вопрос: Возможен ли подлог письменного перевод (Б) процессуального документа, написанного на русском языке и каковы его признаки?
Ответ: По определению, процессуальные документы – это документы, составляемые в ходе расследования, рассмотрения и разрешения уголовного дела и в его рамках, которым по прямому указанию закона должна быть придана процессуальная форма. Отсутствие прямого указания закона на процессуальную форму письменного перевода (Б) позволяет заключить, что процессуальным документом он не является.
Вопрос: Имеет ли письменный перевод (Б) процессуального документа, написанного на русском языке, юридическую силу?
Ответ: По определению, юридическая сила документа – это свойство официального документа, сообщаемое ему действующим законодательством, компетенцией издавшего его органа и установленным порядком оформления. В связи с тем, что письменный перевод (Б) процессуального документа, написанного на русском языке, сам процессуальным документом не является, а также в связи с отсутствием установленного порядка оформления, письменный перевод процессуального документа, написанного на русском языке, юридической силы не имеет.
Вопрос: Существуют ли вообще какие-либо правовые нормы в отношении письменного перевода (Б) процессуальных документов, написанных на русском языке?
Ответ: Исходя из требований к переводчику ст.59 ч.3 УПК РФ, можно косвенно заключить, что единственным требованием закона к письменному переводу процессуальных документов является достоверность и верность оригиналу.
Вопрос: Возможен ли подлог письменного перевод (Б) процессуального документа, написанного на русском языке и каковы его признаки?
Ответ: По определению, должностной подлог — внесение должностным лицом в официальные документы заведомо ложных сведений, подделка, подчистка официальных записей, а также внесение в книги заведомо ложных сведений. Совершается с прямым умыслом из корыстных или иных личных побуждений.
Подлог, совершаемый частным лицом, — подделка, сбыт и использование документов, предоставляющих какие-либо права или освобождающих от обязанностей. В уголовном порядке подлог карается в случае, если он являлся средством совершения какого-либо преступления. Оба вида подлога в отношении письменного перевода процессуального документа возможны исключительно в случае преднамеренного искажения содержания перевода.
Изложенное показывает, что письменный судебный перевод вида (Б) обнаруживает очень специфические свойства, знание которых имеет для судебной практики заметное значение.
Гражданско-правовые отношения в сфере судебного перевода. Коллизии уголовно-процессуального закона, ГПК РФ и Закона «О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд» от 21 июля 2005г. №94-ФЗ и способы их разрешения
В прошлом и нынешнем годах в разгар катастрофических лесных пожаров в России, в прессе звучит мнение: виноват законодатель! А точнее, «дубовый» Закон «О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд» от 21 июля 2005г. №94-ФЗ. Руководствуясь им, муниципальные заказчики привлекали к противопожарному обеспечению лесов те организации, которые предложили наименьшую цену. Однако в рамках такой стоимости услуг ни о каком их качестве не могло быть и речи! Результат грошовой экономии известен: миллиардные убытки и тяжелые социальные последствия в виде тысяч погорельцев.
А что если бы этот закон действовал в уголовном процессе, системе исполнения наказаний и т.п.?
Приходят невеселые мысли о местах лишения свободы с самыми недорогими условиями содержания, о самых дешевых адвокатах, экспертах, следователях и судьях.… Однако совсем не любой участник уголовного процесса в РФ может радоваться, что его не касается этот несовершенный №94-ФЗ! Что касается переводчиков, то здесь стремление к дешевизне под сенью Федерального закона явно берет верх над Уголовно-процессуальным Законом.
УПК РФ от 18.12.2001 N 174-ФЗ упоминает о переводчике как об одном из иных участников уголовного процесса и четко регламентирует индивидуальный порядок его привлечения: о назначении лица переводчиком дознаватель, следователь или судья выносит постановление, а суд – определение (ч.2 ст.59 УПК РФ).Одновременностатьи 69,70,71 УПК РФ предусматривают возможность отвода переводчиков дознавателем, следователем, прокурором или судом. Услуги судебного переводчика оказываются гражданам за счет федерального бюджета в целях охраны их прав и свобод, а не для удовлетворения государственных и муниципальных нужд.
Существует мнение, что все положения УПК РФ имеют конституционный приоритет перед другими законами в рамках уголовного судопроизводства и являются обязательными для судов, органов прокуратуры, предварительного следствия, дознания и иных участников уголовного судопроизводства. Это фактически исключает возможность применения к отношениям, связанным с привлечением переводчиков в качестве участников уголовного судопроизводства положений Закона «О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд» от 21 июля 2005г. №94-ФЗ, т.е. проведение конкурсов, тендеров и т.п. Такое разъяснение дано Письмом от 18 сентября 2007г. № 14026-ФП/Д04 Минэкономразвития РФ.
Иными словами, по мнению Минэкономразвития РФ, законодатель в данном случае требует только назначения переводчика лицом, в производстве которого находится уголовное дело, и запрещает конкурсное производство в смысле Закона №94-ФЗ.
А что же на практике?
Достаточно открыть сайт государственных и муниципальных закупок http://www.zakupki.gov.ru/, чтобы найти множество примеров обратного. Управления судебного департамента, УВД, ГУВД, УФСКН, Управления СК РФ и др. наперебой объявляют тендеры по размещению заказов на переводческие услуги следственным органам и судам. Ведомственные инструкции МВД, СК и др. запрещают заключение разовых договоров, в т.ч. по переводу и экспертизе, на суммы свыше 100 тыс.руб. Все в рамках Закона №94-ФЗ.
На наш взгляд, пренебрежение процессуальным законом самими правоохранительными органами частично объясняется сложившейся в настоящее время рыночной практикой в области судебного перевода. Индивидуально практикующих переводчиков, в особенности переводчиков востребованных в уголовном процессе языков России и СНГ, практически нет. Переводческие услуги сконцентрированы в десятках тысяч коммерческих переводческих организаций – бюро переводов, переводческих фирм и т.п. Они действуют без лицензирования или иных регуляторов и без формальных ограничений допускаются к обслуживанию органов правосудия на основании договоров как юридические лица.
В попытке упорядочить эту стихию хотя бы по ценовому показателю, и проводятся тендеры среди переводческих фирм по критерию минимальной цены предложения.
Современная практика выводит на арену правовых взаимоотношений два новых субъекта с правоспособностью юридических лиц, которых не знает действующий уголовно-процессуальный закон: судебно-переводческие организации (СПО) и органы управления правоохранительной системой (ОУПС). Первые можно определить как субъекты права, концентрирующие переводческие и смежные с ними услуги для правоохранительной системы; вторые – как инструменты организационного и материально-технического обеспечения деятельности судов общей юрисдикции и органов судейского сообщества, следствия и дознания (УСД, УФСКН, УВД и т.п.). Эти два субъекта выступают в качестве посредников во взаимоотношениях физических участников уголовного судопроизводства – судебных переводчиков и судей, следователей и дознавателей и переводят их в иную гражданско-правовую плоскость. При этом СПО относится к судебному переводчику как работодатель, к ОУПС и заказчику услуг – участнику уголовного судопроизводства – как исполнитель. ОУПС относится к СПО как плательщик, а к заказчику услуг – участнику уголовного судопроизводства — как исполнитель. Конечным потребителем судебно-переводческих услуг является подсудимый или обвиняемый, в интересах которого действует лицо, в производстве которого находится уголовное дело — судья, следователь, дознаватель, обеспечивающий в конституционном порядке его право знать, в чем его обвиняют. В гражданско-правовом смысле, судью, следователя или дознавателя можно считать в этой схеме заказчиком судебно-переводческих услуг.
В связи с полным отсутствием официальной регламентации указанных выше вновь возникающих гражданско-правовых отношений в сфере обеспечения уголовного процесса, на практике мы наблюдаем полный хаос –от случаев последовательного (и вполне законного) нигилизма, когда УСД и суд субъекта РФ фактически самоустраняются от вопросов судебного перевода и всю договорную работу возлагают на свои бухгалтерии — до крайнего централизма с подменой субъекта отношений, когда ОУПС – а не суды -числятся в заказчиках в договорах об экспертном и переводческом обслуживании.
Очевидна коллизия межотраслевого характера между Уголовно-процессуальным законом и некодифицированным Законом №94-ФЗ.
Коллизии не парализуют уголовную практику, поскольку на стадии применения и реализации права правоприменительными органами и иными субъектами права коллизии разрешаются путем выбора одной из норм, положения которых противоречат друг другу. Как было показано выше, Минэкономразвития РФ, например, стоит на стороне реализации норм УПК, а многие другие органы управления правоохранительными органами – на стороне Закона №94-ФЗ. Поскольку предмет данной коллизии правовых норм касается конституционных прав граждан, постольку вопрос об устранении такого противоречия приобретает конституционный аспект и, следовательно, относится к компетенции Конституционного Суда РФ (см., например, п.2 мотивировочной части постановления Конституционного Суда РФ от 14 мая 2003 г. № 8-П «По делу о проверке конституционности пункта 2 статьи 14 Федерального закона «О судебных приставах» в связи с запросом Лангепасского городского суда Ханты-Мансийского автономного округа»[1]). Однако нет большой надежды на окончательное внесение ясности в данный вопрос Конституционным судом РФ, т.к. известны случаи вынесения этим судом противоречивых постановлений по таким делам [2].
Предпочтительным является любой компромиссный вариант разрешения коллизионной проблемы при минимальном использовании неустойчивых норм коллизионного права. В этих рамках приведенная нами выше схема отношений в сфере судебного перевода позволяет предложить комплект типовых процессуальных и гражданско-правовых документов для их оформления.
1.Первичным документом является постановление судьи или следователя (дознавателя) о назначении переводчика из числа сотрудников СПО. Постановление направляется в СПО и в ОУПС.
2.На его основании заключается договор между СПО судом, третье лицо – плательщик — ОУПС.
3.По окончании производства работ (услуг), судья или следователь (дознаватель) выносит постановление об оплате услуг переводчика, предоставленных СПО. Постановление направляется в СПО и в ОУПС. СПО представляет ОУПС счет на оплату и акт выполненных работ.
Такая стандартизация документооборота могла бы положительно повлиять на гражданско-правовые отношения в обеспечении уголовного судопроизводства.
Вместе с тем, реализация приведенного выше пункта 3 документооборота иногда вновь сталкивается с коллизионными проблемами. Фактически в том, что касается отношений в сфере возмещения процессуальных издержек, в т.ч. оплаты услуг переводчиков в уголовном процессе, наблюдается коллизия уголовно-процессуального закона и Гражданского кодекса РФ: первому неизвестны участвующие в процессе юридические лица, такие как судебно-переводческие организации или Управления следственного комитета РФ, а второй не отличает процессуальных лиц от физических лиц.
В практике автора были случаи, когда следователи, нисколько не превышая свои полномочия и действуя согласно положениям УПК РФ, просто не признавали условия договоров, заключенных их руководством с судебно-переводческой организацией на основании ГПК РФ, и выносили совершенно произвольные постановления об оплате труда переводчика. Во избежание таких случаев, в договоре между СПО и ОУПС необходимо прописывать условие о том, что ОУПС как субъект гражданско-правовых отношений по настоящему договору гарантирует оплату контрагенту (СПО), предусмотренную условиями этого договора, и отдает приоритет данным договорным отношениям перед любыми своими иными отношениями с третьими лицами (например, с участниками уголовного процесса).
Одновременно, с целью устранения возможного противоречия между договорными отношениями о предоставлении судебного переводчика в процесс и правами участников процесса в отношении отвода переводчика, в соответствующем договоре можно прописать обязательство судебно-переводческой организации произвести в разумный срок замену переводчика в случае его обоснованного отвода участниками уголовного процесса на основании положений УПК РФ.
О разумных критериях выбора судебно-переводческой организации (СПО) и размерах оплаты ее услуг
Возвращаясь к предложенным выше понятиям судебно-переводческой организации (СПО) и органов управления правоохранительной системой (ОУПС), приходится констатировать, что если статус и правосубъектность вторых в известной мере определены (Например, Положением об Управлении Судебного департамента при Верховном суде РФ и аналогичными Положениями об УСД в субъектах Федерации), то совершенно непонятно, что такое СПО? Остается открытым главный вопрос о том, можно ли считать таковой любую переводческую организацию, ООО или ИП, которая фактически участвует в уголовном процессе, например, если она выиграла тендер в соответствии с Законом «О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд» от 21 июля 2005г. №94-ФЗ?
Необходимые критерии отбора переводческих организаций для уголовного судопроизводства вытекают из известных особенностей процесса. При этом правосубъектность СПО можно в первом приближении установить как производную от одной из частей правосубъектности переводчика – его потенциальной делинквентности.
Прежде всего, речь идет о тайне следствия и судопроизводства. «Данные предварительного расследования не подлежат разглашению…. Данные предварительного расследования могут быть преданы гласности лишь с разрешения прокурора, следователя, дознавателя и только в том объеме, в каком ими будет признано это допустимым, если разглашение не противоречит интересам предварительного расследования и не связано с нарушением прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства. Разглашение данных о частной жизни участников уголовного судопроизводства без их согласия не допускается» (ч. 1, 3 ст. 161 УПК РФ). Тайна следствия должна защищать законные права и интересы граждан, причастных к уголовному производству, т.к. по Конституции РФ никто не может быть назван виновным в совершении преступления иначе как по приговору суда. Таким образом, тайна следствия на любой стадии уголовного процесса является важным условием обеспечения конституционных прав граждан.
Часто судебному переводчику доступны и иные виды конфиденциальной информации, установленные Указом Президента РФ от 06.03.1997 № 188 «Об утверждении Перечня сведений конфиденциального характера» (в ред. от 23.09.2005): персональные данные граждан, служебная тайна, профессиональная тайна, коммерческая тайна, тайна профессиональной деятельности и т.д.
Легко представить себе последствия разглашения конфиденциальных данных недобросовестным судебным переводчиком. Например, исполнитель перевода поручения о международной правовой помощи может предупредить о намерениях следствия лицо, подлежащее допросу или задержанию за границей Российской Федерации. Вот почему в последнее время некоторые следственные органы — государственных заказчики услуг- включают в число требований к подрядной переводческой организации наличие допуска ФСБ в соответствии с положениями закона Российской Федерации «О государственной тайне».
Следователь, дознаватель или судья предупреждают в установленном законом порядкепереводчика о недопустимости разглашения им следственных данных в смысле ч. 1, 3 ст. 161 УПК РФ, и об уголовной ответственности за их разглашение на основании ст. 310 УК РФ. Переводчик предупреждается также надлежащим образом об уголовной ответственности за заведомо ложный перевод.
Оба эти процессуальные действия имеют смысл только в отношении переводчиков, личность и место жительства которых установлены, и таких, которые имеют трудовые отношения с надежной подрядной переводческой организацией, несущей за них ответственность.Даже установив факт неправильного перевода, доказать его преднамеренность крайне трудно. Намного целесообразнее иметь дело с квалифицированным добросовестным специалистом, переводящим правильно.
В эпоху глобализации многие письменные переводы заказываются фирмами у независимых переводчиков («фрилансеров»), проживающих в других городах России или за границей. В связи с большим количеством языков, востребованных в судебной и следственной практике, избежать или запретить это уже невозможно. Удаленным переводчикам, в особенности не гражданам России, не могут быть разъяснены обязанности, предусмотренные ст. 59,161 и 169 УПК РФ. Невозможно и предупредить их об уголовной ответственности по ст. 307 УК РФ за заведомо неправильный перевод при производстве следственных или иных процессуальных действий. В таком случае вся ответственность за возможные последствия нарушений уголовно-процессуального закона РФ должна возлагаться непосредственно на переводческую фирму.
Следователю приходится полагаться, главным образом, на авторитет и ответственность фирмы, направившей к нему переводчика для участия в следственных действиях, при соблюдении им требования ч.2 ст.169 УПК РФ: «Перед началом следственного действия, в котором участвует переводчик, следователь удостоверяется в его компетентности…». Самому следователю не под силу такая задача, в особенности ввиду большого разнообразия языков России и СНГ, с которыми часто приходится иметь дело. Например, переводчиков цыганского, ингушского, чеченского и т.п. языков вообще никто официально не готовит, и они не могут подтвердить свою квалификацию путем предъявления диплома об образовании. Бремя аттестации судебного переводчика должно возлагаться на подрядную переводческую фирму.
Недопустимая личная заинтересованность переводчика вполне может иметь место, особенно в случае недостаточной оплаты его труда или привлечения в качестве переводчиков в процесс случайных непроверенных людей.
В этом случае недобросовестный переводчик, переговоры которого с подсудимым (подозреваемым, обвиняемым, свидетелями и т.п.) больше никто не понимает, может нанести поистине непоправимый вред правосудию путем оказания влияния на подсудимого, передачи неразрешенной информации и т.д. Здесь также важна ответственность переводческой фирмы за предоставленного переводчика.
Названные выше проблемы регламентации деятельности судебных переводчиков естественным образом привлекают внимание исследователей. К сожалению, их рекомендации демонстрируют полный отрыв от реальности. Так, И.И.Бубнова, установив и без того самоочевидный факт необходимости бюро судебных переводчиков как особых организаций, подразумевает под ними организации государственной формы собственности и оставляет открытым неразрешимый в принципе вопрос об их финансировании и качественном штатном составе. Сомнительной является практическая ценность советов автора в отношении расчета штатного расписания судебных переводчиков на основании данных о численности и этническом составе населения региона. Не в большей степени выполнимы и требования к высшему образованию переводчиков и их аттестации и сертификации- непонятно, кем[3]. Причина в том, что И.И.Бубнова не владеет перечнем реально востребованных в практике уголовного процесса иных (не иностранных) языков, в числе которых цыганские диалекты, около 100 дагестанских языков, ассирийский, удинский, езидский (курманджи), сванский, мегрельский и т.п. Никто не готовит таких переводчиков, никто не сможет их официально сертифицировать. Такие же рекомендации для «цыганских факультетов» содержатся в работе лингвиста Муратовой И.А., которая предлагает ввести сертификационный экзамен судебных переводчиков на базе факультетов иностранных языков действующих ВУЗов РФ. За основу и аналог Муратова И.А. механически принимает существующую в США систему сертификации судебных переводчиков испанского языка, неприменимую к условиям Российской Федерации[4].
Государство не должно подвергать судебно-переводческие организации мелочной опеке и, тем более, брать их на свой баланс, ослабляя нашу и без того не беспроблемную правоохранительную систему. Его роль как заказчика должна заключаться в справедливой оплате услуг судебных переводчиков, предоставляемых такими уже существующими частными организациями.
С 2010г. прошло обсуждение проекта Положения «О порядке и размерах возмещения процессуальных издержек, связанных с производством по уголовному делу, издержек в связи с рассмотрением гражданского дела, а также расходов в связи с выполнением требований Конституционного Суда Российской Федерации». Хотя постановления об утверждении этого Положения правительство РФ до сих пор не выпустило, заслуживает внимания предложенный в его проекте вполне здравый порядок цен оплаты труда переводчика: до 700 рублей в час за устный, перевод; до 1500 рублей в час за устный перевод редких языков; до 400 рублей за один лист письменного перевода текста (материалы уголовного или гражданского дела, судебные акты) с индексацией по уровню инфляции один раз в год. Исходя из этих сумм зарплаты, подлежат оплате на основании калькуляции услуги судебно-переводческой организации, служебное задание которой выполнял переводчик.
По нашему мнению, указанный предельный уровень оплаты труда переводчиков является справедливым на сегодняшний день и может быть принят за критерий или базовое значение вознаграждения при заключении договоров и государственных контрактов об обслуживании переводчиками судов и следственных органов.
Изложенное выше позволяет выделить некоторые критерии, которым с необходимостью должна удовлетворять судебно-переводческая организация:
-ВЫСОКАЯ НАДЕЖНОСТЬ ФИРМЫ;
-НАЛИЧИЕ У ФИРМЫ ХОРОШЕЙ ДЕЛОВОЙ РЕПУТАЦИИ И АВТОРИТЕТА;
-НАЛИЧИЕ У ФИРМЫ СОБСТВЕННОГО ПЕРСОНАЛА АТТЕСТОВАННЫХ ПЕРЕВОДЧИКОВ ЯЗЫКОВ, ВОСТРЕБОВАННЫХ В СУДЕБНОЙ И СЛЕДСТВЕННОЙ ПРАКТИКЕ С МАКСИМАЛЬНОЙ ВОЗМОЖНОСТЬЮ ВЫБОРА СРЕДИ ПЕРЕВОДЧИКОВ ОДНОИМЕННЫХ ЯЗЫКОВ;
-НАЛИЧИЕ У ФИРМЫ ОПЫТА РАБОТЫ С СУДЕБНЫМИ И ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫМИ ОРГАНАМИ;
-СОГЛАСИЕ И СПОСОБНОСТЬ ФИРМЫ НЕСТИ МАТЕРИАЛЬНУЮ И ИНУЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА НЕСОБЛЮДЕНИЕ ПРОЦЕССУАЛЬНЫХ НОРМ (РАЗГЛАШЕНИЕ ТАЙНЫ СЛЕДСТВИЯ, НЕДОБРОСОВЕСТНОЕ ПОВЕДЕНИЕ ПЕРЕВОДЧИКОВ И Т.П.).
В связи с отсутствием иных легальных способов выбора и назначения СПО, можно предложить механизм их аккредитации при соответствующих ОУПС.
Разработка и обоснование конкретных предложений по нормативной базе такой аккредитации может стать предметом дальнейших исследований.
_____________________________________
1 — Правовая позиция Конституционного Суда РФ является обязательной для применения на всей территории России на основании ст.6, ч.3 ст.29, ст.71 и ст.75 ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» и имеет силу закона для судов РФ. (см., например, абз.3 п.3 мотивировочной части постановления Конституционного Суда РФ от 15 июля 1999 г. N 11-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений Закона РСФСР «О Государственной налоговой службе РСФСР» и Законов Российской Федерации «Об основах налоговой системы в Российской Федерации» и «О федеральных органах налоговой полиции»).
2 – Сибилева С. В. Коллизии в публичном праве. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Москва – 2009. С.23.
3 – Бубнова И.И. Возникновение и развитие института переводчика в уголовном судопроизводстве России. Криминологический журнал ОГУЭП. 4(18)2011, с.93.
4 — Муратова И.А. Содержание и формат сертификационного экзамена судебных переводчиков как методическая проблема. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических наук. М. – 2006. – 201С.